Неточные совпадения
Он вышел от профессора, как из
бани, тоже с патентом на талант и с кучей
старых книг, летописей, грамот, договоров.
— Ах, да ты, верно,
старой Акули застыдился! так ведь ей, голубчик, за семьдесят! И мастерица уж она мыть! еще папеньку твоего мывала, когда в Малиновце жила. Вздор, сударь, вздор! Иди-ка в баньку и мойся! в чужой монастырь с своим уставом не ходят! Настюша! скажи Акулине да проведи его в
баню!
Еще задолго до того, как Гонецкий переделал Сандуновские
бани в банный дворец, А. П. Чехов любил бывать в
старых Сандуновских
банях, уютных, без роскоши и ненужной блестящей мишуры.
— Вы всей Москве должны!.. В ваших книгах обо всей Москве написали и ни слова не сказали о
банях. А ведь Москва без
бань — не Москва! А вы Москву знаете, и грех вам не написать о нас,
старых москвичах. Вот мы и просим вас не забыть
бань.
Купаться в бассейн Сандуновских
бань приходили артисты лучших театров, и между ними почти столетний актер, которого принял в знак почтения к его летам Корш. Это Иван Алексеевич Григоровский, служивший на сцене то в Москве, то в провинции и теперь игравший злодеев в
старых пьесах, которые он знал наизусть и играл их еще в сороковых годах.
Вода, жар и пар одинаковые, только обстановка иная.
Бани как
бани! Мочалка — тринадцать, мыло по одной копейке. Многие из них и теперь стоят, как были, и в тех же домах, как и в конце прошлого века, только публика в них другая, да
старых хозяев, содержателей
бань, нет, и память о них скоро совсем пропадет, потому что рассказывать о них некому.
В некоторых
банях даже воровали городскую воду. Так, в Челышевских
банях, к великому удивлению всех, пруд во дворе, всегда полный воды, вдруг высох, и
бани остались без воды. Но на другой день вода опять появилась — и все пошло по-старому.
Его белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со
старыми мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в
бане, полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая рыба, которую он часто вялит тут же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит пальцами тут же на нарах, — всё это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени, так что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными парами и происходит то самое, от чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
Вольнодумец — начал ходить в церковь и заказывать молебны; европеец — стал париться в
бане, обедать в два часа, ложиться в девять, засыпать под болтовню
старого дворецкого; государственный человек — сжег все свои планы, всю переписку, трепетал перед губернатором и егозил перед исправником; человек с закаленной волей — хныкал и жаловался, когда у него вскакивал веред, когда ему подавали тарелку холодного супу.
В чистый понедельник Петр Михайлыч, сходив очень рано в
баню, надевал обыкновенно самое
старое свое платье, бриться начал гораздо реже и переставал читать романы и журналы, а занимался более чтением ученых сочинений и проповедей.
Он любил париться до отупения, до бесчувственности, и каждый раз, когда случается мне теперь, перебирая
старые воспоминания, вспомнить и о нашей каторжной
бане (которая стоит того, чтоб об ней не забыть), то на первый план картины тотчас же выступает передо мною лицо блаженнейшего и незабвенного Исая Фомича, товарища моей каторги и сожителя по казарме.
Бросил я ее, страх на меня напал, и лошадь бросил, а сам бежать, бежать, домой к себе по задам забежал, да в
баню:
баня у нас такая
старая, неслужащая стояла; под потолок забился и сижу там.
Вот высунулась из окна волосатая башка лодочника Ферманова, угрюмого пьяницы; он смотрит на солнце крошечными щелками заплывших глаз и хрюкает, точно кабан. Выбежал на двор дед, обеими руками приглаживая рыженькие волосенки, — спешит в
баню обливаться холодной водой. Болтливая кухарка домохозяина, остроносая, густо обрызганная веснушками, похожа на кукушку, сам хозяин — на
старого, ожиревшего голубя, и все люди напоминают птиц, животных, зверей.
Старый Туберозов с качающеюся головой во все время молитвы Ахиллы сидел, в своем сером подрясничке, на крыльце
бани и считал его поклоны. Отсчитав их, сколько разумел нужным, он встал, взял дьякона за руку, и они мирно возвратились в дом, но дьякон, прежде чем лечь в постель, подошел к Савелию и сказал...
Голос шёл из-за
бани; там, в тенистом углу, стояли четыре
старые берёзы, почти прижимаясь друг к другу пёстрыми стволами.
Мужественное лицо
старого рыбака было красно-багрового цвета, как будто он только что вышел из
бани, где парился через меру. Черты его исчезали посреди опухлости, которая особенно резко проступала вокруг глаз, оттененных мрачно нависнувшими бровями. Старушка заметила с удивлением, что в эти три дня муж ее поседел совершенно.
Приходили с тех пор Анне Анисимовне не раз крутые времена с тремя детьми, и знала Анна Анисимовна, что забывший ее милый живет богато, губернаторов принимает, чуть пару в
бане шампанским не поддает, но никогда ни за что она не хотела ему напомнить ни о детях, ни о
старом долге.
Посмотрите! — говорили эти сомневающиеся, — Петр Иваныч Дракин-то! еще вчера стриг девкам косы и присутствовал на конюшне при исправлении людей на теле, а сегодня, словно в
баню сходил, — всю
старую шкуру с себя смыл!
Плюнешь Разуваеву в лицо — он утрется, своротишь ему скулу — он в
баню сходит и опять ее на
старое место вправит.
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный сад; в саду росли
старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской
бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по
старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Кто мог, побежал навстречу, а кто не мог — те попрятались, наказав отвечать господам, если спросят: что приказчик уехал, дескать, по хозяйственным господским надобностям в соседнюю деревню, что ключник угорел в
бане,
старый буфетчик отлучился поохотиться с острогою за рыбою верст за шесть, и пр. и пр.
Семья у наших хозяев была такая: сам
бан Холуян, которого я уж вам слегка изобразил: худой, жиляный, а ножки глиняные, еще не
старый, а все палочкой подпирается и ни на минуту ее из рук не выпускает.
В огороде, около
бани, под
старой высокой сосной, на столе, врытом в землю, буянил большой самовар, из-под крышки, свистя, вырывались кудрявые струйки пара, из трубы лениво поднимался зеленоватый едкий дым.
Можно было пройти через сад, но я знал, что
баня заперта, а ключ от нее у
старой няни, которая ужинает в кухне.
— Смотрю я на тебя, отец дьякон, и думаю:
старый ты человек, а глуп, прямо сказать, до святости. Ну и чего ты ерепенишься: «К Троице поеду, в
баню пойду». Или вот тоже про яблоню «белый налив». Жить тебе всего неделю, а ты…
На другой день после того у Чапуриных
баню топили. Хоть дело было и не в субботу, но как же приехавших из Комарова гостей в баньке не попарить? Не по-русски будет, не по
старому завету. Да и сам Патап Максимыч такой охотник был попариться, что ему хоть каждый день
баню топи.
Старые народные обычаи крепко держатся, и
баня с вениками, которым, говорят, еще апостол Андрей дивовался на Ильмени, удержалась в пустынях и в монастырях, несмотря на греческие проклятья.
— Писано было ему,
старому псу, подробно все писано: и как у ворот подольше держать, и какую службу справить, и как принять, и что говорить, и про рыбную пищу писано, и про
баню, про все. Прямехонько писано, чтоб, окроме золотого песку, никаких речей не заводил. А он — гляди-ка ты!
Взяли мы прочь, прошли еще с версту и нашли опять на
старый след. Так что мы кругом обошли медведя, и он в средине нашего обхода остался, Остановились мы. Я и шапку снял и расстегнулся весь: жарко мне, как в
бане, весь, как мышь, мокрый. И Демьян раскраснелся, рукавом утирается. «Ну, — говорит, — барин, дело сделали, теперь отдохнуть надо».
Зато, если Петр не попадет и отвернется от Лефорта, тогда… старичок встанет, скажет: «плюнь на них, батюшка: они все дураки», и, опираясь на свой
старый костыль, уведет его, «своего прирожонного», домой — мыться в
бане и молиться московским угодникам, «одолевшим и новгородских и владимирских».
Его бывший однокурсник — когда он к нему внимательнее присмотрелся — сильно изменился. Неряшливая рыжеватая борода очень его
старила. На нем были темные очки, скрывавшие его больные, воспаленные глаза. Он, должно быть, давно не был в
бане — от него шел запах неопрятного тела. Руки — немытые, с грязными ногтями и жесткой кожей.
— Нет, в
бане гадать, вот это страшно! — говорила за ужином
старая девушка, жившая у Мелюковых.
— Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашеи выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешению папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых
бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы
старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по-русски бы обломать бока, вся бы дурь соскочила!